Глава 11.
«Не царям, Лемуил, не царям пить вино, и не правителям сикеру, чтобы, опьянев, не забыли они закона и не попрали прав всех угнетаемых.
Дайте сикеру несчастному и вино удручённому душою; пусть он выпьет и забудет бедность свою, и не вспомнит более о скорби своей».
Книга Притчей Соломоновых.
Роскошный город – курорт полупуст, в барах догуливает местная фарца, я с грустью в глазах гуляю к морю и обратно среди отнюдь не театральной публики: вахтёры, шахтёры, лифтёры, кто угодно, только не актёры. С утра хожу в библиотеку и по собранию сочинений Ленина (именной указатель) подсчитываю, какой % соратников вождя перебил наследник. Вечером поднимаюсь на 17 этаж в бар. И заказываю коньяк с пепси-колой (пепси-кола в Москве практически недоступна, в отличие от французских духов). Время от времени хожу в кино и на танцы. Как-то даже получил приз за балетное мастерство.
Поясню хореографический момент. Жизнь научила нас 2-м танцам: 1. Быстрый; 2. Медленный. В первом помогает физическая подготовка: секция самообороны, занятия бегом. Второй требует только наглости: «Пошли, а?» - которой мне, увы, всегда не хватало (в отличие от Лёлика).Танцы различаются ещё и степенью опьянения. В медленном можно держаться за партнёршу, чтобы не упасть.
Наградили меня, естественно, за быстрый танец. После чего я решил завоевать особую награду ещё и в медленной программе, и перед следующим культпоходом купил бутылку местного красного вина. А поскольку в алкоголе толком всё-таки не разбирался (полгода практики – сущие пустяки), то засадил её всю из горла, как будто оно было сухим, а оно-то оказалось креплёным. В результате в.п.с. повторил подвиг Ипполита из «Иронии судьбы»: обнаружил себя в брюках, ботинках и в кожаном пиджаке лежащим в ванне с водою. Мой сосед по номеру, инженер из Ярославля, наверное, сильно надо мной догонялся бы, если б только сам не пребывал примерно в таком же виде; я думаю, он миновал ванну исключительно оттого, что в ней уже лежал я, и плюхнулся при таком же полном параде в постель, да ещё и одеялом накрылся.
Я очень надеялся хоть раз искупаться ещё и в море – тоже всем чертям назло, но каждый раз, когда уж совсем собирался с силами, умудрялся простыть, поскольку ходил не только под дождём, но и под снегом в одном пиджаке.
Когда каникулы закончились, и я вернулся в столицу, экипировка осталась прежней. А Москва встретила старой квартирой (зАмка я стал недостоин), не –черноморским холодом на улице и такими же холодными горкомовскими кабинетами. Шкатулочка моя к тому времени вернулась как бумеранг: тоже с нарочным, ничего не подозревающим вежливым студентом – филологом. Я отправил по тому же адресу несколько писем из разных городов, но она уже не считала возможным на них отвечать.
Точка меня не устраивала. Сатана подсказывал, что революционная личность должна отметить жирным крестом (соусом) последнюю страницу. Еще лучше – словом из трёх букв. Соус с говнецом.
Мы встретились около Новослободской под часами – в сотый раз на том же самом месте. Пошли к школе по тому же маршруту, что и год назад ночью во время «операции «Энрикес», когда руки оттягивала сумка с краской (1). Невзирая на промозглую слякоть, мы уселись на скамейке в садике как раз напротив кабинета директрисы, чем вызвали неожиданную тревогу: атас! Оба здесь! – и бедного Чолика, который ещё доучивался и доотрабатывал свою положительную характеристику, потащили пред светлые очи:
-К тебе пришли хулиганы?
Но у страшной парочки в мыслях не было как-то нарушать покой заведения, повторяя подвиги Коровьева и Бегемота в ЦДЛ. Я рассказывал, пожалуй, самую откровенную историю собственной жизни.
Результатом стало последнее, совершенно чудовищное послание, украшенное для колорита рыбными пятнами и подписанное "Пупа Мочегонский". Несмотря на нек. литературные достоинства: самобытный стиль подзаборного Хармса, предвосхитивший писания концептуализма, это письмецо, конечно, не делает чести ни сочинителю, ни вдохновителю. Впрочем, «Пупа» был прав, когда на собственный риторический вопрос: «Whoiswhooy?» отвечал: «Из всех выше перечисленных- не я».
Или как в тогдашней блатной поговорке:
Я не сика потная,
Я добро народное.
Его-то вина минимальна, он просто выполнял долг товарищества, как и любой из нас, поддерживая «своих чуваков», не вникая, правы они или виноваты. А тот, кто стал бы в такой ситуации «жевать сопли», был бы осуждён с точки зрения первобытной морали Антареса (да и значительной части нашего общества, кстати говоря).
Теперь – декорация иная, флигель горкома комсомола в Колпачном переулке (вот вам третье символическое расположение учреждения!), агитпропотдел п/у тов. Щеглова. Его правую руку Дмитрия Петрова мы знали неплохо, вплоть до домашнего телефона (обращались по имени, но на «вы»).
Первую делегацию возглавлял Гриша, – я ещё загорал на юге. Надо сказать, что наш комиссар по пропаганде, несмотря на всю свою солидность, не был чужд некоторого изящного озорства. Например, его автобиография для «Радикала» изобиловала такими фразами как: «и вот я пролез как лазутчик в комитет комсомола…» Они изрядно напрягали функционеров. В лице Гриши им уже мерещился подрастающий Дубчек. Тем более, что костиных смягчающих вину обстоятельств у него не наблюдалось, а отягчающие (5-й пункт) имелись в наличии.
Так что не полюбили Гришу в горкоме.
Тогда отправились в Колпачное заведение мы с Шулей, Кешей и Голицыным. Щеглов достал нас осведомлённостью: он знал не только подробности трудовой биографии тов. Смоктуновского, но и содержание 2-го номера «Радикала», выпущенного уже в виде журнала. «Весьма идеологически неверное издание», - процедил он сквозь зубы. По меньшей мере! Журнальчик открывался обращением гл. редактора Максимиллиана Равашоля (Звездочётова) к массам:
«Пусть фраера подотрутся! Мы их видели в гробу из цинку в белой обуви. Даёшь молодёжную красную прессу!»
Далее следовал отчёт о ХХУ съезде КПСС (мой) с портретом Брежнева и особым ударением на его проникновенные слова об инициативе комсомола. Устав Антареса и заметки Хипова об одноименной английской рок-группе, начинавшиеся почему-то с описания новогоднего кутежа на Делегатской (хотя, помнится, никого из ЮРАЯ ХИП там не было; впрочем, в рассеянном состоянии я мог и позабыть). Теоретическую статью сочинил Гриша. В ней фигурировали: «сахарная водица для страдающих половым бессилием», «онанизм» и другие комсомольские выражения.
Также Щеглову не понравился наш герб: что за хипня? И название…
- Наш герб основан на международном знаке борцов за мир, - монотонно повторял я, - Он связан с названием, которое знает и любит молодёжь.
Провожая нас в МГК, Звездочётов заявил, что нас зовут Антарес, а не «Факел» и не «Аист», а если Петрову или Щеглову угодно звать нас как-то иначе, то и мы оставляем за собой право звать их не Петров и Щеглов, а, например, Х..в и П…ов.
- А зачем такие провоцирующие названия: «Совет комиссаров»? Или вот пункт в уставе: что предателя постигнет кара революционной молодёжи. Есть же пристойные слова.
- Ну да, - обиделся Кеша, - «правление», например. «Заведующий клубом».
- Нельзя вытравлять из клуба всё оригинальное, - пытался возражать горкомовцам рассудительный Голицын, - Молодёжь можно увлечь только романтикой, а если у нас будет всё то же самое, что в институте или на работе, - кто к нам пойдёт?
Ещё полчаса бестолковых словопрений разрешились тем, что Щеглов изрёк: «Ладно, ребята, в Краснопресненском райкоме есть молодёжный клуб, там инициативный директор, может, вы с ним найдёте общий язык легче, чем с Дзержинским райкомом».
---------------***------------------
Есть в нашей стране специфическая прослойка, нарушающая всю субординацию. Этим людям не надо делать карьеры. Одной удачной (хотя и не простой) акцией они сразу выходят на такие позиции, какие не высидишь и за 30 лет самой дубовой задницей в райкомах и министерствах.
Страшно сказать – они выходят на один уровень с детьми первых секретарей.
Это чуваки, женатые на фирменных тёлках.
Впрочем, на фирменных тёлках тоже разрешают жениться не каждому.
Молодой человек лет 28 встретил нас в райкомовском коридоре. Увидев эсэсовца в полной форме мы меньше удивились бы. Этот был с бородой (!), с длинным хаэром (!), в джиновом сьюте (!!). А под окном стояла фирменная тачка. Его же.
Будем знакомы: сотрудник райкома Борис Абаров, директор молодёжного клуба при Краснопресненском РК ВЛКСМ (2).
Клуб носил мистический характер. Он состоял из одного человека. Предполагалось, что помещение для его мероприятий должны предоставлять районные ДК. Однако возможности мистической организации, как и положено в оккультном мире, не знали предела. Например, когда моднейший в то время театр Спесивцева показывал премьеру «Ромео и Джульетты» не где-нибудь, а в ЦДЛ, то даже мой фазэр с большим трудом мог нарисовать себе билетик. Боря же небрежно совал руку во внутренний карман кожаного пальто (не такого, как у Феликса, не дедовского, а новенького, только что из-за кордона) и доставал ПАЧКУ тикетов:
- Столько хватит?
- А почём? – испугался я.
- Не бери в голову. Бесплатно.
Мы оказались настолько не готовы к свалившемуся с неба богатству, что не менее дюжины билетов в ЦДЛ распространили через Шалман. Представляете, какие интеллектуалы сидели на спектакле. Трус с женой. Вариант перепродажи билетов перед входом Антарес единодушно и гордо отверг.
Чего при этом Боря хотел от нас, не мог понять даже Гриша. Вроде бы, за нами признавалась автономия, но автономия такая же воздушная, как и весь краснопресненский молодёжный клуб: без помещения и статуса. Зато можно было сходить в ресторан ВТО для конфиденциальной беседы за бутылкой водки (туда мы делегировали непьющего Звездочётова).
Или, например, такая картина.
- Мужики, пойдёмте в соседнюю комнату, там нам никто не помешает…
И в закрытой комнате райкома под портретом Ленина компании полузнакомых людей сообщается свежий антисоветский анекдот, да ещё с такими комментариями, которые Лёлик побоялся бы выдавать «на гора» у себя в парадняке (разве что совсем синий, и на ухо).
Кстати, о парадняке. Развлечения там приобретали, за отсутствием дисциплинирующего клуба, все более «радикальный», т.е. тупой характер. 8 марта, выходя из Шалмана, Хипов чуть не попал пустой бутылкой в проезжавшую «канарейку» (не потому, что террорист, а потому, что уже ничего не понимал; наверное, ему чудилось, что это передвижная урна). После бегства с места подвига несостоявшегося И. П. Каляева я, лёжа на подоконнике, декламировал лёликовскому двору любимого поэта:
- Пой же, пой. В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли ты их на х..!
Не умру я, мой друг, никогда.
Напомним, что в «левой» (неофициальной) общественной жизни Антарес находился практически в полной изоляции. Где-то кто-то что-то конспирировал, но до нас волны не доходили. Да притом мы настолько были уверены в собственной исключительности, что не слишком интересовались другими. А других подпольщиков и полуподпольщиков отпугивала наша коммунистическая фразеология и статьи про ХХУ съезд вперемешку с «гробами из цинку». Впрочем, в марте – апреле Антарес предпринял пару попыток активизировать внешнюю политику за пределами Шалмана и райкома. Сначала мы с тт. Смоктуновским и Равашолем посетили Фура. Он теперь работал в «Комсомольской правде» курьером и входил в клуб «Алый парус» при газете. Ещё с Грохольского мы писали ему большое письмо про свои «успехи», а в.п.с. пробирался к нему в контору, улучив момент, когда милиционер на входе отвлечётся. Но всё без мазы. Саня ещё дальше отошёл от наших общих идеалов, и теперь не только не способствовал контактам старых и новых друзей, но как раз наоборот – хотя внешне и оставался любезным как Абаров, только что выпить не предлагал.
Что поделаешь – центральная газета, хоть и курьерская, да должность, не то, что мы.
А Женька Вульфсон после долгого спора о марксизме и Сахарове свёл меня со своим знакомым хиппи по кличке Гуря. Тот тусовался по линии «Москва – Ленинград» и был близок к «политическому» крылу хиппизма, то есть, как мне объясняли шёпотом, к Саше Российскому. Российский тогда, по слухам, как раз готовил демонстрацию «Да здравствует хиппизм!» На флэту у Кеши были назначены переговоры. Гурю на них сопровождали Женька (который только пил сухое и надо всем стибался) и какой-то молчаливый кент из Питера. Взаимопонимания не получилось. Гурю напрягали наши «марксизмы – ленинизмы», а мне он своими понтами - «Вот какой я центровой» - напомнил подпившего Фортуната. Лёлику же – Шуру Клитора и провокатора, в связи с чем наш подъездодержатель взял лист бумаги и стал рисовать портрет собеседника в виде пиписьки. Вспомнил школьные годы чудесные. Гриша и Костя солидарно заявили, что им с таким говном вместе делать нечего (3). Но совершенно неожиданную позицию занял Кеша. Мол, Гуря – это то, что нужно, а Лёлик жлоб, и вообще непонятно, что он, не комиссар, здесь делает. Напомню: у нас никогда не проводилось внутри клуба такого разделения. Я увёл Кешу на кухню и попытался достучаться до его рассудка, но он был уже навеселе, и послал меня на тот же хутор, который рисовал Лёлик. А ещё через 5 минут они с Лёликом шумно покинули конференцию и вывалились на лестничную площадку, где пару раз стукнули друг друга по е….ничку, а потом Кеша, уже с абсолютно крэйзовыми глазами, схватил лопату и, стоя на несколько ступенек выше врага, готовился продемонстрировать кадр из английского фильма ужасов «Абсолют», который показывали на кинофестивале. Тут наша банда навалилась на обоих, и последний отчаянный крик Лёлика был таков:
- Нигде срать не стану, как у Кеши под дверью!
То была едва ли не единственная серьёзная ссора между членами клуба.
Но глубинные причины конфликта в вине, конечно, не растворились. По крайней мере двое ветеранов (политклубовского призыва), вслед за Фуром, выражали неприятие «пролетарского» или, в кешиной терминологии, «жлобского» и «урлового» уклона в Антаресе. Кеша и Шуля. Именно поэтому они были не прочь связаться с более культурной (по их мнению, весьма далёкому от истины) командой Гури, чтобы таким образом облагородить клуб и преодолеть традиции тов. Клодия (вождь древнеримских люмпенов, убитый в уличной схватке).
Ещё об уличных беспорядках. Час уже поздний, а завтра мне предстоит поездка с Лёликом за грибами, так что я возьму на себя более простую функцию машинистки и предоставлю слово тов. Хипову.
«Как приятно и волнующе, - считает т. Хипов, - Встретиться со старыми друзьями, с которыми делил радость и горе, грыз кирпич школьных наук. У нашего 10 «А» существовал уговор, что 1 апреля мы встречаемся у Александра Сергеевича. Наступило 1 апреля.
Пришли, разумеется, не все. Да и зачем они мне были нужны все? Ведь существуют люди, которые по каким-то причинам вызывают у тебя симпатию, или же наоборот. Так вот, скажу, что пришли симпатичные для меня люди. Среди одноклассников толкался Боб (хотя он не имел никакого отношения к 10-му «А»), который был не прочь дринькануть нахаляву. Он, честно сказать, любил занимать место прихлебателя, это было его любимое занятие (хобби). Наша группа довольно сильно выделялась от остальных одноклассников и видом, и своим приподнятым настроением. Бывшая староста предложила пойти посидеть в «Сластёну». «Что вы, что вы! – мы стали отбиваться руками и ногами, - Что мы будем там делать, сударыня?» И тут мы натолкнули всех посетить «Северное сияние» (оно же кафе «Богатырь» на Селезнёвке).
Кабак сей славился печальными делами, здесь в основном собирались тёмные личности, благодаря которым вас могли раздеть, экспроприировать ваши манюшки, а то и воткнуть пёрышко, если вы каким-то образом оказались в дабле. Были здесь и спившиеся студенты, певшие хором «Yellowsubmarine», и блудные девочки, и даже постоянные клиенты. Среди последних вам сразу запомнился бы мужчина лет 40 в спортивном костюме. Он прибегал стабильно в 7 ч. (вечера, разумеется), взяв пустой фужер, садился напротив зеркала и, переливая из спрятанной за поясом бутылки водяру в фужер, начинал пить. У него никогда не было соседей по столу, возможно, из-за этого он чокался с зеркалом, опрокидывал в себя 3 – 4 дозы, после чего его выносили.
… Оббирали и обсчитывали тут, как и в других подобного рода заведениях.
Сюда вот мы и пришли. Сдвинув столики и набрав всего, от ириски до вайна…»
Отступление – 82. (4) Не могу пройти мимо этого хиповского образа изобилия: «всего – от ириски до вайна».
«… мы заливались остроумием. Так как Бобу и др. не особенно по душе было сухое вино, то были высланы экспедиции в ближайшие магазины. Вот отсюда всё и началось. Отсюда-то послышалась первая плоская шуточка, касающаяся чьих-то ножек. Смех становился всё громче, и какой-то странный. Из-под стола появился маг, который резким рявканьем заглушил лирическую музыку, заполнявшую до этого зал. Боб долго думал, чем бы еще заняться. И вот, когда маг надрывался, воспроизводя «Раздавленный под ногами», один край стола стал приподниматься. И всё, что находилось на нём, медленно, но уверенно наращивая скорость, поползло на сидевшую напротив старосту (бывшую, естественно). Спортсменка и отличница не выдержала мучительного напряжения этой психической атаки бутылок. Она стала их судорожно хватать, спасая себя от посягателей на свой внешний вид.
Одноклассники, не дожидаясь окончания, решили покинуть зал, объясняя, что время позднее, и как бы чего не случилось. А Боб и его компаньеры довольно прилично насосались портвейна и постепенно стали разбредаться по кафе, подсаживаясь к какому-либо столику, а потом выползать на улицу.
… Сквозь дыру в небе светило ночное светило. Но, словно обидевшись на саму себя, луна то и дело закрывалась ширмой облаков. На улице Селезнёвской было многолюдно, но никто не наступал друг другу на ноги, а так же на руки отдыхающим после утомительной работы согражданам. Помилосердствуйте бедным алкоголикам, вы думаете, им приятно валяться в грязи?
Первым вышел из кафе Боб, его, слегка шатающегося, остановил дядя. У дяди были довольно коварные намерения.
- Эй, друг, ты из кафе? – спросил гражданин, наступая на Боба животом.
- Из кафе.
- Гони полтинник!
Последовал напряженный миг, пока эти слова доходили до Боба. И когда его мозг понял, наконец, чего от него требуют, тяжёлый кулак вторгся в фэйс незнакомца. Получивший ускорение дядя пролетел бы метра два, но на лету получил добавочную порцию пилюль благодаря подоспевшему Колесе…»
Дальнейшие записки Хипова по пьяни потеряны. К сожалению, ход событий восстановить довольно трудно. У входа в кафе ещё некоторое время продолжалось нечто сумбурное с неизвестными.
Когда я слышу ужасные истории о людях, убитых на улице за 27 копеек или просто так, «без объяснений, без причины», я не слишком удивляюсь. Известное количество «партейного вина» даже такого флегматика как я приводит в состояние злобного психопата.
В ходе боевых действий мы с Колесей искупались в луже. При звуках (нежных трелях) вокально-инструментального ансамбля «Канарейка» (5), купальщики всё-таки сумели дворами ретироваться на базу, то есть в парадняк.
«Вытри слёзы, если есть ещё слёзы.
Значит то, что случилось, не так уж плохо.
Вытри кровь, их не догонишь.
А если догонишь, то может быть хуже…»
Гнусная клевета, что поведение нашей передовой молодёжи какое-то по-особенному скотское. Подобным же образом проявляли себя герои кельтского эпоса (1 в. до Р.Х. – 2 в. н. э.), викинги, папуасы и другие «свободные альбатросы в вольном парении мысли» (Макс. Равашоль).
Разглядев при свете более яркого, чем луна, светила, наш внешний вид, Лёлик пошел со стаканом на улицу – в такую же лужу, как та, где мы купались, за водой, дабы привести нас в порядок. Принеся воду, он поставил ее на подоконник, а сам на секунду отвернулся. Именно этого мгновения хватило мне, чтобы выхватить стакан у Колеси и выпить его с таким удовольствием, как будто бы это тоник или апельсиновый сок. И вот Лёлику пришлось идти по воду снова, а остальные на меня с интересом смотрели: помру или нет?
Не помер, только проблевался. Плохие люди не умирают.
А спустя пару дней тов. Абаров спросил:
- Ребята, вы можете устроить провокацию?
Вопрос, сами понимаете, риторический (после всего вышеизложенного). «А цыганочку могёшь? А барыню?»
- Ладно, тогда приходите в ДК «Красный Октябрь», там будут выступать люди из Института США и Канады. Но аудитория, май дарлинг, будет лоховская, и её неплохо бы встряхнуть.
Так он говорил: «май дарлинг», по-русски акцентируя «р».
12 апреля наша «боевая группа» засела в заднем ряду. Умные хорошие люди в очках долго рассказывали местной рабочей аудитории, в основном пожилой, потому что молодёжь по вечерам ходит на другие мероприятия (см. выше) о политике США (подлой) и борьбе за мир. Мы ждали. Наконец, основной из выступающих решил подвести черту и спросил: кому какие проблемы не ясны?
Какая-то подруга что-то дурацкое спросила, он ответил, и тут поднялся я, блестя антаресовской нашейной звездой (выточенной тов. Хиповым на заводе) и в глазах учёного мужа заметил некоторую растерянность. Вероятно, в США (а может быть, в Канаде), он с такими уже общался.
Вопрос мой состоял из 8 предложений и включал цитату Ленина и две – Маркса. Смысл сводился к тому, что в эпоху империализма, согласно классикам, войны всё равно неизбежны, а поддержание статус кво есть предательство героических народов, борющихся за свободу по примеру Че Гевары.
Совещание за столом президиума продолжалось минут 5. Весь зал смотрел на нас так, как будто бы в ДК «Красный…», как там бишь его, неожиданно появился ДИП ПАРПЛ в полном составе. Наконец, один из американистов решился отвечать. Конечно, в домашних условиях он отвечал бы совсем по-другому, но в зале ДК признать, что Маркс слегка устарел, было бы не совсем разумно, он мог не поехать очередной раз в США и Канаду и не привезти себе стереосистему, а племяннику джинсы. Поэтому ответ, продолжавшийся вдвое дольше, чем мой вопрос, начался с ничего не значащей фразы и путём сложнейших умозаключений к ней же и вернулся.
Кое-кто в публике стал посмеиваться.
Тут же, пока лавочку не прикрыли, вскочил Костя, и завопил как кастрируемый:-
- А почему это компартия США не берётся немедленно за оружие?!
После чего восторжествовала любимая костина «мать порядка». Кстати, когда дым рассеялся, мы довольно миролюбиво пообщались с товарищами из института, и те даже пригласили нас к себе. Но поглядывали искоса.
- Когда разрисовывали стены лозунгами, см. гл. 6
- «Борис Абаров. Племянник знаменитого мхатовского актера Бориса Петкера. Выпускник режиссерского факультета ГИТИСа. Ассистент по реквизиту на съемках "Сталкера" Тарковского. Затем сотрудник отдела культуры Краснопресненского райкома комсомола. В 1980 году эмигрировал из России» http://stengazeta.net/?p=10003836
- Примерно такое же впечатление производили сами члены Антареса на тех, кто с ними сталкивался. Но идиотов и провокаторов искали везде, кроме зеркала. Теперь, обогатившись опытом западной «молодежной революции» 60-х гг., мы можем сообразить, что инфантильная неспособность соотносить декларируемые цели с поступками – характерная черта «новых левых» (См., например: Смирнов И. Цветочки и ягодки. К 40-летию «молодежной революции» // Россия — 21. 2008. № 3 http://gorgonopsia.livejournal.com/4045.html ) Антарес задумывался как левая организация нормального, «старого» типа (под влиянием Г.И. Куницына), но быстро перерождался в сторону new left. Заметьте: при отсутствии каких-либо контактов с западными прототипами. Буквально «музыкой навеяло».
- Указание на время, когда составлены мемуары. Текст Хипова был прислан из армии в 1978 г.
- Милицейская машина.
